Ты знаешь, я тоже устал и тоже сбился с пути.
Я тоже все потерял, не успев ничего найти.
И в крошечном сердце моем давно поселился страх,
Если бы он был огнем, то я бы рассыпался в прах.
Бессмысленность прожитых дней, безрадостность сделанных дел.
Казалось, что я сильней и что далеко предел.
Я тоже чертил черту, пытаясь шагнуть за край,
Но знаешь, я не могу, когда в глаза мои смотрит май.
Все может быть без меня,
Мой май, боль моя.
Ты знаешь, я верил словам, я верил в их силу и страсть.
Они рвали меня пополам и не давали упасть.
Только слова как дым, тающий высоко.
А тем, кто их говорил, в общем-то, все равно.
Ты знаешь, я верил себе, пытаясь найти покой.
Как будто бы обо мне заботился кто-то другой.
Но все приходило к нулю, и я начинал себе врать.
Лишь те, кого я люблю, меня могли удержать.
Ты знаешь, трудно любить, проще всего ненавидеть.
Жаль только, что приходиться тем, кем хотят тебя видеть.
Жаль только, что надо питать силой своей чужие надежды.
И постараться не заблевать светлого чувства скупые одежды.
Все может быть без меня,
Мой май, боль моя.
Я без тебя умру,
Просто закрою глаза.
И только мне одному
Достанутся небеса.
Взял бы тебя с собой
В этот далекий путь,
Только вот ангел седой
Может не потянуть.
Я тебя буду ждать.
Вечность, это не срок.
Времени не оторвать
От жизни моей кусок.
Тают бессмертия дни,
Лицо превращая в хлам.
Сможешь если, то сохрани
Все что принадлежало нам.
Буду всегда с тобой,
Стану собакой твоей,
Чтоб о тебе с тоской
Скулить у закрытых дверей.
Поторопись ко мне,
Ты можешь еще успеть.
В собачьих глазах на дне
Слезы мои рассмотреть.
Я - здесь, ты - там,
Мир весь - напополам.
Размытая радуга сна
Останется в голове.
Не вспомнишь ты, как всегда,
Что я приходил к тебе.
И будет хороший день,
И будет хотеться жить.
И даже небесная тень
Тебя не заставит ныть.
Я - здесь, ты - там,
Мир весь - напополам.
Медуза тает, об берег жжется.
Живая ткань водицей льется.
Кровь невидимка из раны хлещет,
Скользя по каменным зигзагам трещин.
А моря сердце вот тут же бьется,
Еще чуть-чуть и волна коснется.
Еще чуть-чуть и море смоет,
Кусочки слизи собой укроет.
Тупое солнце уперлось взглядом,
Блестя на теле морского гада.
Крупинки боли, песок горячий,
Медуза дышит, медуза плачет.
Медуза видит морскую пену,
Но невозможно сбежать из плена.
По капелькам малым силу теряет,
Все меньше и меньше, она исчезает.
Все, как и прежде, море и скалы,
Берег ласкает ветер усталый.
И в бесконечность синеющей дали
Птицы на белые крылья упали.
Нет ничего, ни тревоги, ни боли,
Только белесые камни от соли.
Только усталое солнце краснеет,
О любопытстве своем жалеет.
Бесконечна боль,
Бесконечен страх.
Нас несут с тобой
На чужих руках.
И я все видел, ведь я был рядом,
И любовался чудесным адом.
Смотрел, и море руками трогал,
И был гораздо сильнее бога.
Медуза таяла льдом в ладони,
И мне казалось, что она стонет.
Я бы наверно не стал ее плавить,
Но ей не надо меня было жалить.
Бесконечна боль,
Бесконечен страх.
Нас несут с тобой
На чужих руках.
Здесь все готово к твоим шагам.
Когда придешь увидишь сам.
Здесь все давно живет тобой.
Ворвись сюда и опрокинь покой.
Как долго без тебя скучать?
Устали о тебе молчать.
И снова небо рвет рассвет.
Ты не идешь, тебя все нет.
Не перестанут ожиданием жить.
Того, кого не видел, не забыть.
Того, кого не знаешь, не найдешь,
Но ты же обещаешь, что придешь.
Ты знал дорогу, но попал в тупик.
Если ты слышишь, то иди на крик.
Здесь все твое, и не небо, и земля.
И все, кто здесь живут ради тебя.
Ну где же ты, мы ждем твоих шагов.
Усталый мир тебя принять готов.
Ну где же ты, тебя все ждут,
В своих сомнениях души рвут.
Простя приди, и принеси добро,
Ведь долго ждать так тяжело.
Ведь нет причин, чтобы тебе не быть.
И ты уже любим, и сможешь сам любить.
Ты обретешь себя, и станет мир другим.
Приди в него за именем своим.
Ну где же ты, мы ждем твоих шагов.
Усталый мир тебя принять готов.
У них глаза с моими ресницами.
Их дыхание руки мои греет.
Жизнь моя застыла любимыми лицами.
И вместе с ними день ото дня дряхлеет.
Я говорю принадлежащими им словами.
У них внутри мое сердце бьется.
Если меня вдруг бьют ногами
У близких горлом кровь льется.
Радость общую стараюсь умножить надвое.
Печаль, мне открытую, в себе глубже прячу.
Если случись с ними что неладное
Слезами золотыми плачу.
Мы друг друга простили заранее.
Если кто-то что-то не так скажет
Для меня уже наказание,
Когда разговор обида вяжет.
В моих жилах их сила
Наотмашь бьет тяжелыми кулаками.
Если все же злоба чужая меня с ног свалила,
Они управятся с дураками.
Никто никому ничем не обязан.
Просто каждый друг другу нужен очень.
Просто каждый крепко любовью связан.
Но это все так, между прочим.
Все те, кто рядом со мной
Ведут меня за собой.
К тому, кто предал и стал чужим
Нежность моя треснула шелком.
Я бы принял его любым,
Только он был не собакой, а волком.
А я друзьям протяну руки
На ладонях пополам откровенность.
Даже если умру в разлуке
Вам останется моя верность.
Все те, кто рядом со мной
Ведут меня за собой.
Я и она, бесполезные вещи.
Весна на губах мелкой сеточкой трещин.
Я исчезаю, она наблюдает.
Ей нравится видеть, как время
Меняет что будет на все то, что было.
Холодное сердце печалью застыло.
И каждое утро ее бесконечно.
Мне хочется спать, она жить будет вечно.
Тихие птицы за прутьями клетки.
С палки на палку, с ветки на ветку.
Напиться водою, оставленной кем-то.
Черные крылья с белою
Лентой вплетаются в волосы руки,
Утоляя теплом долгий голод разлуки.
Если буду молчать, мне никто не ответит.
Я и она очень старые дети.
Давай отсюда уйдем, мне станет легче дышать.
Здесь хозяева дети, они будут стрелять.
Они запомнили лица и стоят за углом.
Пока мы можем идти, давай отсюда уйдем.
Небо клочками упало в глазницы
И серою бездной устало искриться.
Через края вытекая дождями
Пасмурно бледными серыми
Днями разорвана жизнь на столетья.
Я ее звал, крича междометья.
И голос срывался все выше и выше.
Я и она пока еще дышим.
Давай отсюда уйдем, мне станет легче дышать.
Здесь хозяева дети, они будут стрелять.
Они запомнили лица и стоят за углом.
Пока мы можем идти, давай отсюда уйдем.
Я понял из чего сделано время,
Но лишь тогда, когда его мало осталось.
Когда изнутри меня пустоты бремя,
Ногтями ломанными, в шею впивалось.
Когда потерянной мною нежностью
Злобу топили, как солью снег.
Когда новые дни с тубой неизбежностью
Пробивались сквозь кожу замкнутых век.
Я наполнял время радости криками.
Я делал его длинней и короче.
Оно играло на солнце бликами,
И становилось чернее ночи.
И я его никогда не берег.
Оно меня до тех пор любило
Пока я наконец-то понять смог,
Что оно всегда…всегда уходило.
Еще один год, еще один день,
Еще один час.
Время идет, забвения тень,
Роняя на нас.
Можно войти в одну реку дважды,
Если идти вниз по течению.
При этом единственное, что важно,
Над головой золотое свечение.
Я время убивать не стану,
Все равно оно убьет меня,
Стрелкой секундной ковыряя рану,
Разрывая ее края.
Еще один год, еще один день,
Еще один час.
Время идет, забвения тень,
Роняя на нас.
Она спит, понимаешь, она уснула.
Ее до утра нельзя будить.
Ночь ее в комочек свернула,
Глаза помогла закрыть.
Она сама проснется, когда солнце захочет,
Когда птицы начнут в небо звать.
Ты ее не буди, я прошу тебя очень.
Чтобы мне не пришлось тебя убивать.
Хорошо, что она пока не знает
Сколько крови водою стало,
Сколько душ каждый день в облака взлетает,
В телах своих прожив мало.
Сколько слез еще прольет небо синее,
Из глаз людей черпая влагу.
Что сила держится на чужом бессилии,
И слабого в клочья рвут, как бумагу.
Мне ее сберечь надо,
Хотя бы закрыть своим телом хилым.
Чтобы липкие руки страха, гада
Не прикасались к плечам милым.
И пусть она пока еще спит.
Пусть ей снятся ветер и море.
И, пожалуйста, пусть она меня простит,
А украду у нее горе.
Я буду умирать,
Разрывая сердца.
Если убивать,
То идти до конца.
За каждую причиненную ей боль,
За каждый упавший с ее головы волос
Я в язвы ваши буду втирать соль,
Ножом изогнутым вспоров брюшную полость.
И пусть она пока спит,
Ты ее не буди, не стоит.
Мир ее может быть удивит,
Если любовью глаза откроет.
Я буду умирать,
Разрывая сердца.
Если убивать,
То идти до конца.
И я уйду рано
Меня торопит небо.
И кажется, так мало
И даже нигде не был.
Успею, возьму больше,
Чтоб утащить с собою.
Вот только бы подольше
Не прорастать травою.
Ко мне придет собака
В молочно-белой шкуре.
И разразится драка
Сильнее ветра бури.
Мое худое тело
Она порвет клыками.
Я дрался, я был смелым
Со слабыми руками.
Меня война кормила
Надеждами о мире.
Она меня любила,
Я был мишенью в тире.
Она меня кромсала,
Кровь наполняя гноем.
А белая собака
Была всегда с героем.
И я сражался дико
И была победа.
Но без войны так тихо,
И я себя же предал.
И о себе же плакал,
В себя с двух рук стреляя.
И белая собака
Пришла хвостом виляя.
И я не знаю кто бы
Мне был бы так же предан.
Моей печали всходы
Взошли уже до неба.
Собака ночь лакает,
Пьет пространства воду.
Время мне оставляет
Я в нем обрету свободу
Молоко бежит из пакета полости,
Уголками губ по скулам вниз тянется,
Наполняя цифрами своей плотности,
И все больше начинает нравиться,
Когда обломки белые хватают горло.
В деснах стынут нервов черные дыры.
Я насыщаюсь, добытым сегодня горлом,
Куском, оторванным от серого тела мира.
А стол белым снегом радует.
Мгновение перламутром жемчуга виснет.
И длинными нитками бус падает,
На мелкие брызги дробясь, киснет.